А кто-кто вместо этого сидит и дописывает отчёт с июньских
Ну вот. Дописал.
Макалаурэ: о словах и о надежде
Предупреждаю: там обвм. Много обвма. И букв тоже многоПрощаясь у ворот, Майтимо говорит мне: надеюсь, ты не вернёшься.
Я и сам надеюсь на это - хотя и понимаю, сколь призрачна надежда.
Ведь мы уже пытались решить дело словами. Не удалось: посланники Гаваней привезли ответ Эльвинг, одно-единственное слово: "Сожалею".
Мне показалось тогда - Диор дозвался дочери из Чертогов Намо и нашептал ей этот ответ. Ведь не могла же она знать, что именно так - именно этим словом - ответил нам её отец.
Это слово ударом молнии воспламенило наш гнев - и оно же его погасило.
Мы все слишком хорошо помнили, какой ценой дался нам Дориат. Мы не хотели повторения, мы пошли бы ради этого почти на всё - кроме единственного: отринуть Клятву.
Как часто всё упирается в слова. Слово, данное именем Эру. Слово, начертанное на бумаге. Слово - последнее, оставшееся - которое мы ещё можем сказать.
Если не поможет и оно - вместо нас заговорят мечи.
Письмо, перевязанное красным шнуром и снабжённое всеми приличествующими печатями, лежит у меня в сумке; написанное в нём я помню наизусть - сам же и писал под диктовку старшего.
Госпожа Эльвинг,
Я также сожалею о том, что ты не можешь понять нас. Я ещё раз прошу тебя исполнить нашу просьбу. Отправляю это письмо с моим братом Канафинвэ Макалаурэ. Если ты всё же согласишься, отдай Камень в руки моему брату, и пусть он мне отправит гонца с вестью о том, сам же останется в Гаванях. Если же нет, то моей последней просьбой к тебе будет не удерживать силой ни брата моего, ни тех, кто его сопровождает.
Нэльяфинвэ Майтимо.
Эти слова - словно масло, выплеснутое на волны. Словно каменная корка поверх огненной бездны: тонкая, тончайшая - но пока ещё держит. Пока ещё не даёт пламени поглотить меня.
...Вечер в Амон Эреб: полутёмный зал, отблески камина, тихий перезвон струн и песня Хисимэль...
- Брат, может, тоже споёшь? Я давно уже не слышал твоих песен.
Качаю головой:
- Мне давно уже не поётся ни о чём, кроме боли и печали - а о них петь сейчас не время. Пусть лучше она поёт.
Во мне всё меньше остаётся певца и всё больше - воина, но сейчас иначе нельзя. Может быть, потом, когда-нибудь...
...Мы с Майтимо склоняемся над картой: надо раздать задания разведчикам. С севера птицы недавно приносили весть о странном движении за Андрамом; северо-восток то и дело тревожат набеги орков, переправляющихся через Гэлион; что происходит на западе - мы не знаем, да и границы Дориата неплохо было бы проверить...
...Нас слишком мало, у нас только два отряда разведчиков - и надо выбрать, в какую сторону их высылать.
- Дольше ждать невозможно, - Майтимо смотрит на меня, и в его глазах я вижу отблески того же пламени, что сжигает всех нас. Сыновья Пламенного Духа, мы даже после его смерти связаны его словом, что невесомей и прочней любых оков. - Пусть один из Камней сгинул, но где два остальных - мы знаем! Брат, пора прокладывать путь на север!
Слухи о поселении у моря приходят как нельзя вовремя: кем бы ни были живущие там - они явно не орки, а значит, у нас с ними один враг. Союзники? Защитники? Кем мы станем для них?
Кто мог подумать, что станем - угрозой...
Эльвинг ответила отказом в первый раз - но сделали ли мы тогда всё возможное? Действительно всё?
Если и вторым ответом будет отказ - между нами и сжигающим нас огнём не останется преград.
"Эльвинг, - странно, что моего мысленного крика не слышит весь отряд. – Согласись, Эльвинг!"
- Я не могу согласиться, - отвечает мне Эльвинг. - Я не могу решать за весь город, который пребывает ныне под защитой Камня. Я не могу решать за тех, кто может и не согласиться, чтобы убийца их родичей жил рядом с ними. Говори с ними сам, Маглор. Спроси их ответа.
И вот я стою посреди зала, заполненного жителями Гаваней. Нолдор, синдар, фалатрим, эдайн... словно весь Белерианд обступил меня сейчас плотным полукольцом. Наверняка среди них есть и те, чьи близкие пали от моей руки - и на этом берегу Моря, и на том.
Смогу ли я их убедить?
Эльвинг сидит в кресле на возвышении; другое кресло рядом с ней пустует. Она молчит. Она не станет мне препятствовать - но и помогать не станет.
Смогу ли я?
Отчаяние ледяной глыбой стынет в груди, и кажется - сам воздух обратился в лёд.
Я говорю. Отчаяние перехватывает мне горло, и каждый вдох отзывается болью - но мой голос не дрожит, привычно-уверенно отдаваясь по всему залу. Я пришёл не стенать и молить: я пришёл обещать и убеждать. Я обещаю им помощь и защиту, обещаю, что мы заслоним их от Врага, укрепим их стены, выкуем им мечи непревзойдённого качества, научим их сражаться (уж что-что, а ковать, строить и сражаться мы умеем, мы этим занимаемся уже без малого пять сотен лет). Я говорю, что меж нами кровь и вражда - но пора остановиться, почему бы не сейчас, ведь есть способ сделать так, чтобы всем дать то, что им нужно, никого не обездолив...
Решайте, жители Гаваней. Я жду вашего ответа.
Говорите же.
"Я согласен", - раздаётся первый голос. И - словно волна сдвигается с места и катится, шелестя: согласны, мы согласны, давайте так и сделаем...
И с каждым новым ответом отчаяние во мне тает, отступает; и снова становится можно дышать, кажется, я так и ждал их слов - не дыша; какой же здесь прекрасный воздух - лёгкий, напоенный морской солью и ароматом каких-то цветов...
А я ведь уже почти перестал надеяться. Просто - не мог не дойти до края, не сделать действительно всё, что в наших силах. Просто сделать, не думая, есть ли надежда, нет ли её...
Согласны не все, и отдельные голоса взлетают наперекор общей волне:
- Свет Сильмарилла принадлежит Валар, создавшим его. Камень следует отправить в Валинор!
- Разве? - резко обрываю я; может быть, резче, чем следовало, но память отца - то немногое, чем я поступиться не могу. - Если мастер сделал кувшин из глины - кому принадлежит этот кувшин: Ауле, создавшему глину, или всё же мастеру?
И голоса смолкают - пусть даже и оставаясь при своём несогласии: тех, кто согласен, всё равно больше.
И Эльвинг сходит со своего возвышения и снимает с шеи Наугламир. И утраченный свет Амана искрится между нами, заполняет пространство, когда она смотрит мне в глаза.
- Лорд Маглор, - говорит она негромко. - Ты уверен, что сможешь взять в свои руки Камень?
Что за странный вопрос? С чего бы мне усомниться: разве творение нашего отца ускользнёт из рук его сына? Обратится в птицу и вылетит в окно? Просочится водой сквозь пальцы?
Я молча протягиваю руку, и Эльвинг опускает в неё Сильмарилл.
...и мир вокруг обращается в огонь.
Огонь факелов мечется в ночи, бросает отблески на белый мрамор причалов Альквалондэ.
Огонь пляшет по белым бортам кораблей, легко перелетает по вантам, отражается в море, и кажется - вода тоже стала огнём.
Огонь ползёт по коридорам Менегрота, хотя казалось бы - чему там гореть, ведь сплошной камень; а вот находится чему, и не остановить уже, не загасить...
Крик неистовой боли взлетает над морем огня, и каким-то краем сознания я успеваю понять, что этот крик - мой.
А потом темнота ударом рушится на меня, гася и боль, и свет, и всё вокруг.
Когда я снова открываю глаза, перед ними оказывается высокий резной потолок. Пытаюсь оглядеться, чтобы понять, где я - но от движения в затылок словно врезается таран, перед глазами вспыхивают искры, и я невольно охаю.
- Тебя ударили по голове, чтобы ты не сошёл с ума от боли, которую причинил тебе Сильмарилл, - слышится рядом голос. Я поворачиваю голову на звук: Эльвинг сидит у моей постели, держа в руках небольшую шкатулку.
Память захлёстывает меня, перешибая дыхание: переговоры, согласие, Камень в моей руке - и боль от его прикосновения. Я пытаюсь пошевелить рукой: похоже, она в бинтах; малейшее движение пальцами отзывается такой болью, что я благоразумно оставляю попытки.
Значит, вот как. Нам, давшим Клятву, Камень обжигает руки - и Клятва делается невыполнимой, а значит, всё потеряно.
"Надежды действительно больше нет," - успеваю я подумать за миг до того, как Эльвинг произносит:
- Ты не можешь взять Камень в руки, но он всё равно остаётся твоим. Пусть он пока будет у тебя в шкатулке. Может быть, пройдёт время - и ты всё же сможешь коснуться его.
И тут слова у меня кончаются. Совсем.
Потом, позже - Арталион радостно рассказывает, что он всё-таки успел принести весть о замирении, в последний момент, когда войско Амон Эреб уже готово было выдвинуться, и что Майтимо протоптал на стене канавку, пока ждал ответа; и винится, что, увидев, как меня оглушили и куда-то поволокли - решил не вмешиваться и пожертвовать жизнью брата своего лорда ради призрачной вероятности добиться мира. Потом его оттесняет Майтимо, хмыкает, глядя на мою перевязанную руку: теперь нас двое одноруких. Тельво встревоженно спрашивает: а как же ты теперь будешь на арфе играть? Ничего, отмахиваюсь я, у меня ещё левая есть, а петь мне рука и вовсе не мешает, ну разве что голос немного сорвал криком - да и вообще, заживёт ведь она когда-нибудь.
Надеюсь, что заживёт. Ведь теперь снова можно - надеяться.
Майтимо в очередной раз показал себя истинным наследником нашего отца: его речь воспламенила жителей Гаваней, и в результате к стенам Ангбанда под предводительством моих братьев отправилось войско куда большее, чем то, что покинуло Амон Эреб. Это странное единение, которое было практически невозможным, но всё-таки случилось, кто-то обозвал "союзом Маглора"; другие подхватили, и название прижилось.
Я - единственный из сыновей Феанаро - остался в Гаванях: ручательством союза имени себя. Со мной остались лишь немногие из моих верных; в их числе - Эрехорн, и я рад этому. Прежде у нас с ним хорошо получалось петь вместе - и мне кажется, не так уж и далёк тот час, когда мы снова споём.
О том, что не будет боли.
О том, что не будет смерти.
О том, что даже из самой чёрной бездны отчаяния можно выйти к свету.
Мне после игры уже успели пошипеть про угробленный канон, слив конфликта и всякое такое подобное. На это я имею сказать только одно: да, мы сыграли поперёк буквы канона - но не поперёк его духа. Потому что кому как, а для меня Сильм - история про надежду; и с теми, кто считает иначе, мы, кажется, разный Сильм читали.